Борис Сергеевич Брунов
Народный артист России, выдающийся конферансье, художественный руководитель Московского театра Эстрады, профессор ГИТИСа.
Родился 10.06.1922
Умер 02.09.1997, в Москве.
Похоронен на Новодевичьем кладбище.
В ноябре 1999 года там же актеру открыт памятник (авторы - Салават Щербаков и Федор Фивейский).
О замечательном артисте и человеке.
Народный артист России Борис Брунов начинал свою артистическую карьеру, когда на эстраде блистали Лидия Русланова, Клавдия Шульженко, Николай Смирнов-Сокольский, Рина Зеленая, Аркадий Райкин, Алексей Алексеев – блистательный конферансье – ну, и звездная пара Мария Миронова и Александр Менакер. Он был приверженцем классической эстрады. Своей сценической жизнью он связал несколько поколений, как артистов, так и зрителей.
Нажми для увеличенияОн работал со всеми звездами российской эстрады. Бруно вел первую программу, посвященную открытию Театра Эстрады на Берсеньевской набережной в феврале 1961 года. Он был первым артистом, вышедшим на сцену Дворца съездов в Кремле. Ему первому довелось приветствовать со сцены Юрия Гагарина. Он вел концерты на БАМе, Байконуре, Северном полюсе, целине и в других «боевых» точках нашей страны. Брунов знал, что такое конферанс. Он выходил на сцену как хозяин дома. Он первый принимал на себя настроения зала, менял его, успокаивал, готовил концерты. Он готовил зрителя принять именно этого артиста. А если из зала раздавался пьяный выкрик или свист, то спокойно выходил Брунов и спрашивал у свистевшего: «Вы знаете, чем отличается пьяный от паровоза?» - «Нет», - обычно отвечал свистевший. – «А тем, - говорил Брунов, - что паровоз вначале свистит, а потом трогается, а пьяный вначале трогается, а потом свистит». Зал смеялся, а пьяного обычно била прямо в зале опозоренная ситуацией жена.
Говорят, что эту репризу придумал не Брунов, а Смирнов-Сокольский. Но, вы понимаете, дело не в том, кто придумал, дело в том, что были люди нужные и артистам, и зрителям. Теперь артисты предпочитают зарабатывать все деньги сами, а зрителей, как всегда, забыли спросить. Есть у нас такое выражение «пипл хавает». Это просторечное выражение объясняет многое: и аплодисменты за пение под фонограмму, и смех под репризы одной и той же обоймы юмористов, и ненужность профессии конферансье. У российской эстрады пропала совесть. Ведь совестью концерта был именно конферансье. С конферансье можно было спросить за качество концерта. А сейчас зритель имеет право только посмотреть вслед бронированному Мерседесу с отъезжающей звездой.
Что касается нас, то мы помним Бориса Сергеевича Брунова, мы помним о том, что многие звезды, которые сейчас звезды, первые шаги делали именно благодаря ему, когда он выходил на сцену и говорил: «А сейчас выйдет артист такой-то».
Мастера не умирают. Они остаются в нашей памяти.
Из воспоминаний близких и друзей.
ЕЛЕНА ПОЛЯКОВСКАЯ. Бориса Брунова нет с нами уже почти шесть лет. Но до сих пор народные и заслуженные артисты ищут его в кулисах. Им не хватает улыбки Брунова и его доброго слова.
МАРИЯ БРУНОВА, ВДОВА БОРИСА БРУНОВА. Он представлял всегда в наилучшем виде каждого актера. И каждый говорил: «Если ведет концерт Борис Сергеевич, все будет хорошо». Он всегда стоял в кулисе. По шесть часов были какие-то большие концерты, даже по восемь.
ЕЛЕНА ПОЛЯКОВСКАЯ. Бориса Брунова называли королем жанра, который сегодня практически прекратил свое существование на эстраде. Он был конферансье с большой буквы. Шутки Брунова были добрыми и, может быть, поэтому их помнят до сих пор. Присутствие Бориса Сергеевича успокаивало артистов и вселяло в них уверенность. К нему можно было запросто подойти и поговорить о жизни и о творчестве. Брунов был очень открытым человеком, умевшим ценить таланты и открывать их. Многие звезды сегодняшней эстрады обязаны своей сценической судьбой именно ему.
МАРИЯ БРУНОВА. Вы Пескова не слушали, не читали? Как Песков пришел. Семь дней жил на вокзале. Ему сказали: «Только один человек поможет».
ЕЛЕНА ПОЛЯКОВСКАЯ. Профессионал высочайшего класса, Борис Брунов, как никто, умел ценить владение профессией в своих коллегах. А в жизни принимал близко к сердцу проблемы и беды совсем незнакомых ему людей. Близкие порой обижались, что шефские концерты и общественная работа отнимали время от семьи.
МАРИЯ БРУНОВА. Он был на Петровке, 38 в худсовете все время. И когда они звонили, я, конечно, сердилась – отрывали его от семьи, от меня лишний раз, зачем? Он сказал: «Ну убивают милиционеров, которые нас защищают». Тогда я говорила: «Да ничего не защищают, ты не знаешь всего». Несчастные семьи, концерты, куда бы ни сказали! Но мне-то больше всего не нравилось, когда с Петровки, 38 звонили. И я, конечно, вредничала. Я говорила: «Нет дома, не знаю, где. Ловите!» Это я каюсь.
ЕЛЕНА ПОЛЯКОВСКАЯ. 15 лет Борис Брунов руководил Театром Эстрады. И по сей день, несмотря на перестройки и ремонты в здании на Берсеньевской, здесь сохранился его дух. Приходя на концерты и спектакли, зрители подходят к скульптурной композиции в фойе, где Брунов запечатлен со своей традиционной шляпкой-канотье и в бабочке. Он отдал этим стенам свой талант, свою любовь и свою жизнь.
МАРИЯ БРУНОВА. Я хотела доску, как обычно, мемориальную доску на доме, где я 38, он 37 лет прожил. И Юрий Михайлович мне сказал: «Нет, в театре». Потом мне Иосиф сказал: «Ну там же мемориал… все забито этими… дом на набережной. Лучше в театре». И Юрий Михайлович сказал: «Лучше в театре. Я сейчас запрещаю делать по городу это, но Борису мы сделаем».
Матвей Ганапольский. RTVI.RU
Народный артист России Иосиф Кобзон о Борисе Сергеевиче Брунове
в прямом эфире радиостанции «Эхо Москвы» 2 сентября 1997 года, в день смерти Артиста.
Ведущий — Сергей Бунтман.
Иосиф Кобзон — Вы знаете, всегда и всем трудно говорить о человеке, который покинул нас. Можно сказать, физически он покинул нас навсегда, а вот образ его и все, что он смог и успел сделать в этой жизни, безусловно, остаются в нашей памяти. И, безусловно, в эти первые часы, печальные первые минуты сразу же вспоминается все, что было в этой жизни связано с ним. Конечно же, жизнь — такая интересная вещь. Кажется, ну, что ж делать, этот печальный конец уготован всем живущим, и все-таки, и все-таки...
Для меня образ Бориса Сергеевича, который первым меня объявил на эстраде, который первым объявлял — у нас была такая традиция — все мои звания, которые я получал, с которым я исколесил всю страну... Он вел мои концерты, с ним я побывал в очень многих странах на гастролях, мы представляли искусство Советского Союза, и трудно себе представить более коммуникабельного, более добродушного человека. В казалось бы безвыходных ситуациях, в которых нам приходилось оказываться вдали от Родины, оптимизм Брунова, шутка Брунова, во-время сказанная, поднимала настроение, поднимала дух, возвращала нас в родные места. Искусство Брунова было настолько оптимистичным и радостным...
Говорят, что незаменимых нет. В общем-то, это все — ерунда. Есть замечательная баллада у Роберта Рождественского «Незаменимые». Он точно и четко объясняет, что незаменимых, казалось бы, нет, а все, кто дорог нам и уходят, — они остаются навсегда незаменимыми. Возьмите даже любимый эстрадный жанр Бориса Сергеевича Брунова. Я вспоминаю уход Ильи Семеновича Набатова — эстрадного куплетиста, как его называли. Незаменимых нет, а ушел Набатов и унес с собой жанр политической сатиры. Уж какое было бы для него раздолье! Уж как бы он четко нарисовал все политические образы сегодняшней жизни! А его нет — и жанра нет! Ушел Смирнов-Сокольский — это умнейший человек, талантливейший литератор, артист. И много было после него конферансье, но ушел пласт, интеллектуальный пласт эстрады. Мы ведь часто упрекаем моих коллег, нашу эстраду в отсутствии интеллекта, в отсутствии воспитания и так далее, а ведь ушел Смирнов-Сокольский! Ушли такие замечательные мастера в разговорном жанре как Олег Милявский, Эмиль Радов — и все, весь этот жанр остался на плечах у Бориса Брунова.
Да, вот мы говорим, что незаменимых нет. У нас в жанре сатиры и юмора, который определяет как бы цех, много талантливейших людей — и Геннадий Хазанов, и Михаил Задорнов, и Евгений Петросян, и другие наши артисты, но это — индивидуальное искусство, в общем-то, штучное искусство, как и все талантливейшее на эстраде, но это не жанр конферансье, не жанр артиста, разговаривающего с аудиторией, не рассказывающего аудитории, а разговаривающего с аудиторией в таком диалоге, когда сцена и зрительный зал сливаются воедино.
СБ — Как удавалось это Борису Сергеевичу?
Иосиф Кобзон — Это трудно, это все равно, что если Вы сейчас спросите у меня, как удаются фокусы у Копперфилда, как Кио делал свои фокусы, как Брунов находил общий язык с любой аудиторией? Это, видимо, дано богом и интеллектом, жизнью. Я думаю, что Борис Сергеевич, к сожалению, закрыл своим уходом страницу в истории эстрады, притом страницу славную. Можно, конечно, было ему ехидничать по поводу нашей сегодняшней жизни, можно ему было славословить и кого-то хвалить, уподобляясь каким-то конъюнктурным артистам, а Борис Сергеевич понимал, что не эта задача сейчас гражданина. Задача состояла в том, чтобы отвлечь аудиторию от тех проблем, с которыми она живет, и если уж он пришел в зрительный зал, в этот храм искусства, наш храм, видимо, задача в том, чтобы он ушел очищенным каким-то из зрительного зала и чтобы он завтрашний свой день начал немножко добрее, немножечко патриотичнее, да и оптимистичнее, чем он жил вчера. Это очень удавалось Борису Сергеевичу.
СБ — Скажите, Иосиф Давыдович, в последние годы Борис Брунов, что он пытался найти для себя в работе, что для него было главное, что он для себя искал и как профессионал-артист, и как администратор, и как человек.
Иосиф Кобзон — Вы знаете, я не могу сказать, что он искал последний год — он всю жизнь искал. Нельзя сказать, что он замыкался в своем жанре, потому что он жил жизнью общества, жизнью людей, воплощая свои принципы, свое видение жизни. Нельзя сказать, что он был только артистом эстрады. Давайте все-таки вспомним о том, что он был художественным руководителем и главным режиссером Государственного театра эстрады. И последнее его дело, которое он провел, — в конце мая мы провели конкурс песни, посвященный 850-летию Москвы имени Леонида Осиповича Утесова, который собрал молодых Нажми для увеличенияисполнителей, молодых композиторов, молодых поэтов.
Он очень заботился о молодежи и очень защищал молодежь. Казалось бы, возраст велел ему немножечко быть консервативным, брюзжать, а он — очень любил. Мечтал он — и это почти удалось, но он не смог это осуществить до конца по многим обстоятельствам — создать Московский мюзик-холл и вернуть ему былую славу. Вот, казалось бы, зачем ему мюзик-холл? Занимайся своими репризами, занимайся своей работой. Нет, он все время мечтал проводить конкурсы, создать Мюзик-холл, он все время к чему-то стремился. Но он в то же время принимал активное участие в общественной жизни. Он много лет был в Общественном совете ГУВД Москвы, и он все делал для того, чтобы повысить интеллектуальный уровень работников правопорядка.
СБ — Это сложнейшая задача.
Иосиф Кобзон — Сложнейшая, тем не менее, он очень много сделал. Он приглашал постоянно на свои спектакли, принимал участие в заседании Общественного совета, выезжал в префектуры. Зачем ему это было надо? Он жил жизнью своего народа, своего общества. Это его отличало. И должен вам сказать, что сейчас мы еще не осознали того, что произошло. Я так думаю, что мы еще не осознали, и, наверное, не скоро сможем это сделать, потому что очень остро состояние всех тех, кто знал Бориса Сергеевича. Мы не ощутили еще того, что произошло, что не стало его, что замолчал этот удивительный человек.
СБ — Хотя сейчас тяжело рассказывать, тяжело вспоминать, скажите Иосиф Давыдович, Борис Сергеевич был человек светлый, искрящийся — для нас во всяком случае, для зрителей, для слушателей. Что его расстраивало, что его могло вывести из себя, например? Это всегда очень показательно для людей.
Иосиф Кобзон — Он был удивительно внимательным человеком, всех артистов он знал. Любому из них он мог сделать замечание, и это воспринималось просто как самое искреннее дружеское замечание. Я не представляю человека, который мог бы вспомнить сегодня о каких-то своих обидах. Не было такого, потому что все знали, если Брунов делает замечание, значит это либо по любви, либо это по необходимости творческой. Ему доверяли. Он был профессором ГИТИСа. Он очень любил молодых артистов, всегда и всем помогал. Любой артист мог прийти к Борису Сергеевичу, посоветоваться с ним, поговорить с ним.
Он не был фамильярным человеком, но любому артисту он мог сделать замечание, говорить с ним на «ты». Притом я вспоминаю наши замечательные новогодние посиделки в свое время традиционные в ЦДРИ, когда он мог заставить танцевать Образцова, Зеленую, Пельтцер, Миронова и дурачиться всех заставлял — и Козловского, и Спартака Мишулина. Заставлял всех просто дурачиться, забыть о том, что они народные, международные, популярные, известные, великие. Они все дурачились. И это мог сделать только Брунов, потому что я не представляю, кто мог взять на себя это, фамильярничать с кем-то не из своего цеха. Бориса все просто очень любили, и доверяли ему, если он говорил «пой» — пели, если он говорил «раздевайся» — раздевались. Понимали, что он не позволит никогда унизить или подставить коллегу, обидеть, оскорбить.
Он ходил на все премьеры. Он был очень глубоко интеллигентным человеком. Он ходил в Большой зал Консерватории слушать симфоническую музыку, концертных исполнителей, он ходил на премьеры в драматические театры, много читал. Когда мы с ним бывали за рубежом, он был инициатором всех наших культурных программ. Скажем, когда мы были в Латинской Америке, и появилась такая возможность проехаться по Амазонке, по Сельве. Ну, не все это хотели, жарко безумно. Борис Сергеевич смотрел на всех и говорил: «Ребята, вы что, с ума сошли? Такое ощущение, что вы в Подмосковье и вас пригласили лещей половить! Поехали, крокодилов посмотрим». Невероятный был... Дальний переезд 10-20 часов, ну, что он вытворял! Когда мы замерзли на Дальнем Востоке, попали в ситуацию, оказались посреди дороги, в тайге, мы замерзли, и не было ни одной живой души, мы стали просто замерзать, стали засыпать от мороза и могли погибнуть. И только Борис Сергеевич, который всякие слова нам говорил про пингвинов, про белых медведей и всякие прибаутки, заставлял нас с обмороженными щеками хихикать и думать, что жизнь продолжается.
Как вам сказать, кто такой был за кулисами Брунов? Он был тот же Брунов, какой он был на свадьбе, он был тот же Брунов, рыдающий на проводах своего друга. Он был живым человеком, он просто был живым человеком.
Материалы и фотографии взяты на сайтах:
wwwsobytia.ru, rtvi.ru, showcase.ru, а так же из личных архивов
