Мадам Мину Филип разложила таро и недоуменно вгляделась в карты. Господи, да он не только не увлечен - он холоден как лед, любви тут нет и в помине! Мадам Филип поежилась. Она совершила недозволенное: Жерар раз и навсегда запретил матери раскладывать на него таро.
Автор: Александр Кучкин
Сайт: People's History
Статья: Журнал "КАРАВАН ИСТОРИЙ", март 2000
Но Мину не терпелось узнать, выйдет ли у сына что-нибудь с этой ослепительной красавицей Марией Казарес. Тем более что пара они - просто загляденье! Не может быть, чтобы Жерар не был влюблен. Пожилая женщина, сердито перетасовав колоду, раскинула карты заново. И снова то же самое: "Не любит!" Мадам Филип убрала карты, потом нехотя встала и вышла на улицу ("подышать римской жарой", как она любила повторять). Это Жерар вытащил ее в Рим, в эту невыносимую духотищу, чтобы она развлекала его во время затянувшихся съемок "Пармской обители". Тем более что пара они - просто загляденье!
Тем временем в местечке Римини на живописном морском берегу Жерар играет с очаровательной Марией в салочки. Осалив, он прижимает ее руку к груди и смотрит ей в глаза долгим выразительным взглядом. "Сегодня?" - едва слышно произносит он. В его голосе - надежда и нежность. Мария давно уже покорена обаянием Филипа, однако каждый день под разными предлогами оттягивает момент близости. И главным образом потому, что у нее уже есть жених, актер Жан Серве, Но сопротивляться огромным чистым глазам Жерара, его трогательной, почти женственной нежности выше ее сил...
...В день отъезда в Париж мадам Филип не выдержала и сама подошла к Марии - в последние дни ей стало казаться, что девушка ее избегает. "Мария, вы с Жераром такая чудная пара! Знайте, я буду просто счастлива, если..."- начала было мадам Филип. И вдруг... "Ваш сын - чудовище!" - выпалила Мария и, заливаясь слезами, убежала прочь.
"Мой Ангел - чудовище?" - Мадам Филип долго не находила себе места от обиды. Мину уже привыкла называть Жерара Ангелом. Так повелось с первого его спектакля в 1942 году - "Содом и Гоморра", в котором двадцатилетний Филип действительно сыграл ангела на подмостках небольшого, но модного парижского театра.
Постановщик спектакля Жан Жироду утвердил на роль никому не известного юнца, едва закончившего театральные курсы в Ницце, практически сразу - и не прогадал. После премьеры к молодому актеру пришли успех и имя. Он стал Жераром Филипом.
Однажды, спрятавшись в кулисе, Жироду восхищенно наблюдал, как сошедший к людям Ангел Содома вопрошает со сцены: "Есть ли здесь чистая вода? Я жажду!" "Поистине более убедительного Ангела не найти", - подумал Жироду и вдруг услышал девичьи стоны. Обернувшись, он увидел, как Ангел, лишь секунду назад покинувший сцену, с яростным вожделением тискает свою подружку Бернадетт Ланж. Девушка почти кричала - похоже, Филип причинял ей боль. Однако, судя по всему, Жерара эти крики только распаляли. С трудом оторвавшись от Бернадетт, Ангел снова выбежал на подмостки, и белое обтягивающее трико актера наглядно продемонстрировало публике его вполне плотские желания. Заметив это, Жироду взвился от возмущения и чуть было не выскочил на сцену, чтобы увести Жерара и не позориться. Кстати, Бернадетт после этой истории строго запретили появляться за кулисами.
Конечно, ни о чем подобном мать и не подозревала. Поджидая сына из театра, Мину Филип всегда с улыбкой думала, что ее Ангел возвращается в рай. Действительно, торопливо сбросив с себя библейские одежды, Жерар спешил по темным холодным улицам оккупированного Парижа к себе домой, в "Пти Паради" (в пер. с фр. - маленький рай) - бывший отель, во время войны переделанный в пансион для актеров, который держал Марсель Филип, отец Жерара. Здесь обитали Симона Синьоре, Ив Аллегре, Жак Динан, Даниэль Желэн, Симон Сильвестр... В большой старомодной столовой еда подавалась как в праздники. К полуночи, когда со столов было уже убрано, Мину, увлекающаяся гаданием и спиритизмом, вызывала духов. У Жерара имелось особое хобби: в своей мансарде каждый вечер после спектакля он вовсю веселил друзей, расположившихся вокруг него на полу. Конек Филипа - мистификации и фарсы, вот только бесчисленные розыгрыши Ангела, как правило, на удивление жестоки. Так, 11 марта 1942 года полиция сообщила, что из тюрьмы бежал опасный преступник, зловещий доктор Петио. В ту же ночь в мансарде Жерар, еще не успев стереть ангельский грим, звонит матери одной из своих подруг: "Мадам Мелинанд? Это полиция. Мы следим за бежавшим доктором Петио, и наши информаторы сообщили, что он движется по направлению к вашему дому..."Дальше следует распоряжение: открыть окна и двери, чтобы привлечь убийцу - мол, полицейские схватят его, как только он войдет в квартиру... Результатом "невинного" развлечения был тяжелейший сердечный приступ обезумевшей от страха престарелой женщины.
Откуда в Жераре эта жестокость, о которой не догадывается даже его мать? Вполне возможно, что от отца, сумевшего внушить мальчику, как важна в жизни хитрость - впрочем, сам Марсель Филип называл это качество умом. Разбогатевший на сомнительных сделках в родном Грасе, месье Филип был человеком сметливым и не слишком разборчивым в средствах. Влиятельный член фашистской лиги Железного креста на Лазурном побережье, он воспринял приход к власти Народного фронта в 1936 году как катастрофу. Сыновей - старшего Жана и младшего Жерара - Марсель воспитывал жестко: малейшие проявления "слюнтяйства" подавлялись мгновенно. Отец мог, например, сообщить Мину и Жерару, что Жан пропал, и любоваться их лицами, не забыв прикрикнуть на жену, чтоб не плакала, и на сына, чтоб "спрятал сопли в карман".
К счастью, большую часть времени отец отдавал заботам своего бизнеса, и мальчики находились в нежных и заботливых руках Мину. Их всегда видели втроем. На всех снимках того времени оба мальчика в одинаковых каскетках, брючках и пальто держат за руку улыбающуюся Мину. Однажды они даже умудрились вместе заразиться скарлатиной и болели, лежа в одной комнате. Жан смастерил нечто вроде подвесной вагонетки на бечевке: с ее помощью они передавали друг другу игрушки, записки и книги, так как доктор строго-настрого запретил всем троим вставать с кровати.
Увы, для бедной Мину нормальная жизнь остановилась в октябре 1944 года, когда ее муж был арестован по обвинению в коллаборационизме. Однако папаше Марселю повезло: к тому времени его Жерар уже стал известным актером, а главное - у сына оказалось множество друзей и поклонников среди участников Сопротивления. С огромным трудом Жерару удается почти невозможное: он добивается условного освобождения отца из-под ареста до суда. И все же французские власти вскоре вынесли Марселю Филипу короткий и безжалостный приговор - высшая мера.
Осуждение состоялось заочно - еще до вынесения приговора Марсель исчез. Куда? Этого Мину не знала.
Старший сын Жан обзавелся семьей во французской провинции, а Мину поселилась с Жераром в небольшой квартирке в центре Парижа, на улице Токвилль. Красные обои, самовар, вычурная медь, выставка безделушек, кукольная кухня и сентиментальные абажуры, на которых посетители оставляли свои автографы. Обоих - и мать, и сына - не покидало грустное чувство, что по сравнению с домом, которого они лишились после побега отца, все это - лишь жалкая пародия на семейный очаг. В крошечном алькове за пурпурной занавеской мадам Филип принимала посетителей: теперь она считалась модной гадалкой, и вся парижская богема ходила к ней узнать будущее.
...Карты не врали - Жерар и Мария расстались. Как все-таки странно и страшно - уметь предвидеть судьбу! Сколько раз Мину обещала себе не раскладывать таро на близких. И не могла удержаться. Однажды, загадав на карьеру Жерара, она вытащила карту дьявола и не на шутку перепугалась. И что же? Буквально через пару недель Жак Сигур предлагает Жерару роль Калигулы. Подумать только - после Ангела перевоплотиться в это чудовище! Правда, сам Жерар просто изнывал, до того ему хотелось получить роль кровавого римского тирана. Он ее не только получил - роль стала вершиной его юношеской карьеры. Театральный Париж ломился на Калигулу-Филипа, и Мину помнила, что после тех спектаклей Жерар возвращался домой словно полубезумный. Она даже требовала, чтобы сын бросил роль, всерьез опасаясь за его рассудок и искренне считая, что образ Калигулы противоречит ангельскому естеству ее мальчика.
Жерар действительно работал до изнеможения. На сцене и на съемочной площадке, где проходила вся его дневная жизнь, он не позволял себе никаких поблажек. И в конце 1947 года его близкий друг Жак Сигур не без труда уговорил Филипа прокатиться отдохнуть в Большие Пиренеи: там у подруги Сигура Анн Николь Фуркад имелся маленький двухэтажный домик, спрятанный в живописной долине. Анн, живая, тоненькая как тростинка, с огромными, в пол-лица, темными глазами, встретила Жерара так приветливо, будто они были знакомы сто лет. Обычно бесчисленные поклонницы и приятельницы Жерара обращались со своим кумиром по-другому. Анн же, напротив, казалось, была сама естественность. Ему нравилось и то, что она не актриса, а режиссер документального кино, и то, что она на пять лет его старше. По вечерам все уютно располагались у камина, и однажды Анн показала Жерару свой семейный альбом. Вот это - она сама, а это - ее муж, кстати, очень известный синолог Жак Фуркад. А вот это - их сын Ален. А на этом снимке они все втроем болеют ветрянкой... "Но нам все равно было так весело! - вставил сидящий тут же десятилетний сынишка Анн. - Мама придумывала столько смешных игр!" Жерара словно ударило током. Вот кого Анн так мучительно напоминала ему: собственную мать, Мину, какой она была в его далеком детстве. А этот мальчик, Ален, с обожанием смотревший на мать, - вылитый он, Жерар. Филипу вдруг остро захотелось вернуть ту счастливую семейную атмосферу, сидеть с Анн у камина, как когда-то они сиживали с Мину.
Жерар не был влюблен: им скорее овладела какая-то неумолимая настойчивость ребенка, требующего понравившуюся игрушку. Как безупречный актерский этюд, он разыграл перед Анн любовную страсть; все как полагается - взгляды, "случайные" прикосновения рук, вздохи, романтические прогулки в горах и, наконец, пылкое признание. Пожелав заполучить Анн, Жерар уже не мог и не хотел мириться с мыслью о том, что у нее есть муж; его приводила в бешенство мысль, что всего через несколько недель его Анн уедет на целый год в Нанкин, чтобы присоединиться к месье Фуркаду, заведующему там культурной миссией при французском посольстве. Совершенно покоренная Жераром, Анн уехала в полном смятении чувств: с супругом у нее всегда были прекрасные отношения, и тот совершенно не заслуживал ни лжи, ни измены.
Весь год почти ежедневно Филип бомбардировал Анн умоляющими письмами: "Я знаю, что у тебя есть дом и я не вправе его разрушать... И все же я прошу твоей руки...", "Тебя никто никогда не будет любить так, как я".
Конечно, он добился своего. По возвращении в Париж Анн попросила у мужа развода.
Бракосочетание Жерара Филипа и Анн Фуркад состоялось в ноябре 1951 года и прошло очень скромно. Жерар съехал с квартиры Мину и поселился с женой в трехэтажных апартаментах напротив Булонского леса. На огромном широком балконе Жерар собственноручно установил клетку с двумя голубями - символом их нежной любви. К ним часто захаживали немногие избранные друзья: Рене Клер с женой, писательница Марианн Бэккеро, поэт Пьер Пишетт. Жерар ставил им свои любимые джазовые пластинки, Анн играла на пианино. Осиротевшая Мину тоже время от времени навещала сына, тем более что невестка ей сразу приглянулась. Однако Мину весьма удивил тон, которым Жерар разговаривал с Анн. Он называл себя в третьем лице и всегда своим детским именем: "Жеже хочет есть", "Жеже устал". "Жерар, - осторожно сказала Мину сыну, - поверь мне, так не разговаривают с женщиной, с которой делят постель". А про себя мадам Филип подумала: "Господи, неужели Жерар еще такой ребенок! Тоже мне "первый любовник поколения"!" (Именно так французская пресса теперь называла Жерара Филипа.)
В отличие от жен других кинозвезд Анн Филип никогда не ездила с Жераром на съемки. Ей это даже в голову не приходило. Зачем? Она целиком и полностью доверяла своему Жеже. За Филипом не было замечено ни единого романа на съемочных площадках. Случай редкий - тем более учитывая тот факт, что в Жерара, словно повинуясь неумолимому закону природы, влюблялись все его партнерши до одной. Роскошная Джина Лоллобриджида, снимавшаяся с Филипом в "Фанфан-тюльпане", тщетно пыталась хоть как-то расшевелить "первого любовника". Другая известная красавица, Мишель Морган, во время съемок "Гордецов" и "Больших маневров" не менее тщетно приглашала Жерара на ужин в уютный ресторанчик... к себе в номер на чашечку чая... на дальнюю прогулку. "Увы, не могу", - следовал неизменный ответ. Взгляд Жерара словно бы потухал, когда выключали софиты, становился стеклянно-непроницаемым. Где бы ни происходили съемки, везде повторялась одна и та же схема: отработав положенные часы на площадке, Жерар немедленно испарялся до следующего дня. Дружбы с членами съемочных групп актер никогда не заводил, строго соблюдая дистанцию в отношениях с людьми. Тем не менее поклонники актера были вне себя от удивления и возмущения, когда знаменитая Даниэль Дарье, партнерша Филипа по картине "Красное и черное", заявила в одном из интервью, что сниматься с Жераром - все равно что играть перед каменной стеной: все его чувства стерильны, а сам он внутренне абсолютно холоден.
Семейная идиллия четы Филип впервые оказалась нарушенной, когда однажды Анн получила очень странную телеграмму. Она была дома, целиком поглощенная заботами о крошечной дочурке Анн Мари, родившейся в декабре 1954 года. Жерар только-только уехал на съемки во французскую провинцию.
Почтальон долго и пространно извинялся в дверях: какие-то неполадки на почте, и срочную телеграмму для месье Филипа получили с опозданием. Правда, пришла она на адрес театра, но поскольку труппа на гастролях, то его попросили отнести послание месье Филипу домой. Расписавшись за мужа, Анн прочла следующее: "Встретить не смогу. Адрес прежний. Жду. Марс". Телеграмма отправлена из Барселоны. При чем здесь Барселона? И кто такой Марс? Анн снова и снова читала загадочный текст, не понимая, в чем дело. В конце концов она позвонила своей свекрови Мину.
Та тотчас пришла, прочитала телеграмму и, побледнев, тяжело опустилась на стул. Марс было семейное прозвище ее мужа, Марселя Филипа. С тех пор как он скрылся после вынесенного ему смертного приговора, Мину не получала от мужа никаких известий. Карты показывали, что он жив, и только. С тяжелым сердцем, с трудом подбирая слова, Мину пришлось рассказать невестке о трагедии их семьи - кто такой, за что и от кого скрывается Марсель.
О чем говорила Мину с сыном после возвращения Жерара из Испании, никто не знает. Но через несколько дней, решительно сев за руль своей маленькой машины и никому не сказав ни слова, пожилая женщина отправилась в Барселону - навестить бывшего мужа. Как ни странно, они встретились тепло. Марсель не бедствовал, и дела его подпольного бизнеса шли очень неплохо. Мину не поверила своим ушам, услышав, что не кто иной, как ее "ангелочек" Жерар, невзирая на смертельную опасность, помог Марселю организовать бегство в Испанию и лично проводил на машине до самой границы. Все эти годы они тайно общались, Жерар часто навещал отца. Услышав об этом, Мину расплакалась. "Ты всю жизнь считала себя хорошей матерью, - раздраженный ее слезами, закричал Марсель, - а что, собственно, ты знаешь о своем ангелочке?! Семья, жена, детишки... - издевательски передразнил он жену. - А известно ли тебе, например..." Притихшая Мину с замиранием сердца слушала о бесчисленных любовницах, которые были у Жерара в Испании, о том, как частенько, переодевшись и загримировавшись, чтобы его не узнали, Жеже навещает знаменитый местный бордель, и не верила своим ушам. У Малыша - так называл сына Марсель - уже не раз случались неприятности с хозяйкой этого заведения: Жерар настолько грубо вел себя с девочками, что мадам даже пригрозила клиенту судом. Если бы не Марсель и его связи, не избежать бы "первому любовнику поколения" грандиозного и постыдного скандала. Домой Мину вернулась как во сне, не зная, что и думать.
Жерар Филип к тому времени медленно, но верно превращался в национальную святыню. Французы и особенно француженки обожают своего кумира. Сотни писем от поклонниц, каждый вечер толпы у театрального подъезда. Жерара приглашают за рубеж - в Америку, Японию, СССР, и там тоже готовы носить на руках. Снимается Филип, кстати, довольно редко. В основном он работает в маленьких элитарных театрах в центре Парижа. После спектакля в крошечной гримерке его неизменно ждет верная жена Анн с чашкой горячего шоколада.
1956 год начался для четы Филип вполне счастливо. В их семействе снова прибавление - в феврале родился сын Оливье. По такому торжественному случаю супруги, обычно жившие весьма замкнуто, позвали нескольких ближайших друзей. Шампанское, веселые возгласы, забавные тосты. Анн, извинившись, ненадолго покидает гостей, чтобы покормить малыша. Возвращаясь в гостиную, она слышит, как незнакомый мужской голос отчетливо произносит: "Мне очень жаль, месье, но рентген показал, что ваша болезнь неизлечима и жить вам осталось не более шести месяцев. Продайте дом, поезжайте за город и постарайтесь ни о чем не думать..." Анн в ужасе распахивает дверь и врывается в комнату. Здесь все те же, новых лиц нет, а Жерар, невинно улыбаясь, вещает телефонную трубку. "Что происходит? - спрашивает Анн. - Кто это говорил?" "Успокойся, Жеже всего-навсего немного поимпровизировал, - Жерар произнес это тоном обиженного ребенка. - Это был просто розыгрыш!.."
Теперь Анн часто навещала Мину. Днем, пока Жерар был в театре, она брала детей и приводила их к бабушке, на улицу Токвилль. Анн умоляла свекровь разложить таро на Жерара. "Нет, детка, ни за что. Я дала себе слово", - нерешительно отбивалась Мину. Анн все-таки упросила ее. Прошло полчаса - и дети, занятые возней с бабушкиными безделушками, услышали из-за пурпурной занавески испуганные возгласы матери и Мину. В раскладе на Жерара выпала белая карта, что означало смерть.
Вскоре после этого эпизода вокруг имени Жерара Филипа впервые разыгрался скандал. Дани Каррель, сыгравшая вместе с Филипом в "Больших маневрах", лучась гордостью, поведала подружке (а потом другой, третьей, десятой...), что ей удалось поколебать добродетель самого безупречного мужа Франции! История, разумеется, стала достоянием прессы. Помимо всего прочего Каррель сообщила по секрету всему свету, что Жерар "знает такие штуки", которых трудно ожидать от примерного семьянина.
Анн потребовала от Филипа объяснений. Они сидели на том самом застекленном балконе, где еще недавно нежно ворковали два их голубка. Накануне одна из птиц умерла, и Анн сочла это дурным предзнаменованием. Жерар старался оттянуть разговор, хмурился и нервно барабанил пальцами по столу. Как Анн надеялась в глубине души, что сейчас он скажет ей со своей широкой детской улыбкой: "Какие пустяки! Брось! Жеже никогда не изменял своей Анн!" Молчание становилось невыносимым. И вдруг Жерар вскочил, убежал в комнату и вернулся с пачкой писем и каких-то листочков. "Читай! Раз тебе так хочется знать правду, читай! - Лицо Жерара исказилось. Сейчас он выглядел злым, почти уродливым. -Ты думала, что вышла замуж за ангела, да? Ангелы не женятся!" Анн не могла отделаться от впечатления, что она в театре: Жерар сейчас напоминал Калигулу. Он рассказал ей все: про любовниц и дома терпимости, где его знают в лицо даже кошки, про игорные дома и адские мистификации, стоившие здоровья не одному человеку, про испанские похождения... "Мое проклятие в том, что Бог создал меня только актером! - кричал Филип ей в лицо. - Такая вот недосборка. Кое-кто понял это давным-давно". Он швырнул Анн письмо своего ближайшего друга Жака Сигура, написанное много лет назад:"Борись со своим эгоизмом и сухостью. Ты можешь излечиться, но действовать надо сейчас. Кем ты хочешь стать - ангелом или бесом? Думаешь, можно быть глубоким и искренним актером, когда в груди у тебя кусок мрамора?.."
...Но Анн уже ничего не слышала - ее спас обморок. Придя в себя, она увидела, что перед ней на коленях стоит ее Жеже с взволнованным, нежным и ангельским лицом: "Анн, Жеже любит только тебя! Если Жеже любит, то он любит только тебя. И детей. Анн, защити своего Жеже!"
Не прошло и нескольких дней после этой тяжкой исповеди, как Жерар неожиданно почувствовал острые боли в животе. Рентген показал воспалительный процесс в печени. Актеру назначили операцию. Под именем Альбера Филипа Анн поместила мужа в одну из лучших парижских .клиник. А после операции ей сообщили, что у Жерара рак печени.
Услышав приговор, Анн постаралась сделать все, чтобы Жерар не узнал правды. 24 ноября 1959 года ему позвонил отец - предупредить, чтобы сын временно воздержался от поездок в Испанию: там у него могут быть серьезные неприятности. Сын пообещал. Он был уверен, что его выздоровление - это вопрос нескольких дней. А на следующее утро Жерара Филипа не стало.
На похоронах ни Анн, ни Мину не проронили ни слезинки. Многие отмечали, как вдруг стали похожи эти две женщины, старая и молодая, обе одетые в черное, обе с суровыми непроницаемыми лицами и страдальчески сжатыми губами. Верные хранительницы тайны Жерара Филипа. Тем же вечером они вдвоем уединились в квартире Мину, плотно задернув за собой пурпурную занавеску. На что уж они теперь гадали - Бог весть.
Прошло еще несколько лет - и вдова Жерара Филипа, Анн Филип, издала несколько книг о своем муже. В них Жерар предстал именно таким, каким его хотели видеть все французы: образцом чистоты, порядочности и добродетели. Словом, ангелом.
