Актеры кино, театра, эстрады |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Актеры кино, театра, эстрады » Русские и Советские актрисы » Раневская Фаина
Она довольно многим мешала — и своим талантом, и тяжелым характером. Подолгу в театрах не служила. «В театре меня любили талантливые, бездарные ненавидели, шавки кусали и рвали на части» — такой итог подвела она, сменив дюжину театров. Однажды театральный критик Наталья Крымова спросила уже старую Раневскую, зачем она столько кочевала по театрам?
— Искала святое искусство, — ответила та.
— Нашли?
— Да.
— Где?
— В Третьяковской галерее.
Она была любима и вождями, и публикой, и критикой. Рузвельт отзывался о ней, как о самой выдающейся актрисе ХХ века. А Сталин говорил: «Вот товарищ Жаров — хороший актер: понаклеит усики, бакенбарды или нацепит бороду. Все равно сразу видно, что это Жаров. А вот Раневская ничего не наклеивает — и все равно всегда разная». Этот отзыв ей пересказал Сергей Эйзенштейн, для чего разбудил ее ночью, вернувшись с одного из просмотров у Сталина. После звонка Раневской надо было разделить с кем-то свои чувства, и она надела поверх рубашки пальто и пошла во двор — будить дворника, с которым они и распили на радостях бутылочку.
В театре Красной Армии Раневская сыграла пять ролей, из них одну колоссальную: Вассу Железнову. Хозяйку жизни, бизнес-вумен, как сказали бы сейчас, подавившую в себе все чувства. Васса принесла ей всеобщее признание и звание заслуженной артистки.
В 38 лет она начала сниматься. Сначала «Пышка» Михаила Ромма, а потом и «Подкидыш», и «Золушка». Эйзенштейн хотел снять ее в роли Ефросиньи в «Иване Грозном», но министр кинематографии Большаков не позволил: «Семитские черты Раневской очень ярко выступают, особенно на крупных планах».
Безумный успех «Подкидыша», где она сыграла немолодую властную женщину Лялю, готовую усыновить «ничейного» ребенка, стал пожизненным кошмаром актрисы. Лялины слова, обращенные к тихому, послушному мужу: «Муля, не нервируй меня!», она слышала от своих почитателей всю жизнь. В Ташкенте, где они с Анной Ахматовой были в эвакуации, этими криками ее преследовали дети, едва завидев на улице. Приходилось скрываться дома. Даже Брежнев, прикалывая к груди Раневской орден Ленина, не удержался и тихо сказал ей: «Муля, не нервируй меня!» Она ответила: «Леонид Ильич, так дразнят меня мальчишки или хулиганы». Он трогательно извинился: «Простите, но я вас очень люблю».
С годами становилась все более едкой, от ее замечаний, от сарказма страдали не только артисты, но и режиссеры. Начинающему композитору, сочинившему колыбельную, она сказала: «Уважаемый, даже колыбельную нужно писать так, чтобы люди не засыпали от скуки».
С Любовью Орловой они были, можно сказать, приятельницами, но и в ее адрес Раневская позволяла себе шуточки. От безобидной («Шкаф Любови Петровны так забит нарядами, что моль, живущая в нем, никак не может научиться летать») до колкого передразнивания («Ну что, в самом деле, Чаплин, Чаплин… Какой раз хочу посмотреть, во что одета его жена, а она опять в своем беременном платье! Поездка прошла совершенно впустую»).
С людьми высокопоставленными она также не церемонилась. Как-то телевизионный начальник Лапин спросил ее:
— В чем я увижу вас в следующий раз?
— В гробу.
Щедро наделив Фаину Раневскую талантом, Господь, видно, решил сэкономить на другом — и недодал ей любви. Не обожания публики, которого хватало (во время гастролей Театра имени Моссовета в Одессе кассирша говорила: «Когда Раневская идет по городу, вся Одесса делает ей апофеоз»). «Как много любви, а в аптеку сходить некому», — говаривала она. Друзья у нее были, поклонники тоже, а своей семьи не было. То есть в начале жизни — была, но сразу после революции мать, отец, сестра и брат эмигрировали. Вернулась — полвека спустя — одна лишь сестра Белла. Овдовев и оставшись в одиночестве, она приехала к Фаине. Несколько лет сестры прожили вместе. Вскоре у Беллы обнаружили рак. Раневская вызывала лучших врачей, проводила с ней – уже безнадежной – ночи. Больница, операция – все было бессмысленно. В 1964 году Белла умерла…
Однажды ее спросили, была ли она когда-нибудь влюблена.
- А как же - сказала Раневская - вот было мне девятнадцать лет, поступила я в провинциальную труппу - сразу же и влюбилась. В первого героя-любовника! Уж такой красавец был! А я-то, в правду сказать, страшна была, как смертный грех…
Но очень любила ходить вокруг, глаза на него таращила, он конечно, ноль внимания… А однажды вдруг подходит и говорит шикарным своим баритоном: "Деточка, вы ведь возле театра комнату снимаете? Так ждите сегодня вечером: буду к вам в семь часов".
Я побежала к антрепренеру, денег в счет жалования взяла, вина купила, еды всякой, оделась, накрасилась — сижу жду. В семь нету, в восемь нету, в девятом часу приходит… Пьяный и с бабой! "Деточка, — говорит, — погуляйте где-нибудь пару часиков, дорогая моя!"
С тех пор не то что влюбляться — смотреть на них не могу: гады и мерзавцы!
Комната, в которой она жила в Старопименовском переулке, была кишка без окон, так что ее можно было уподобить гробу. «Живу, как Диоген, — говорила она, — днем с огнем». Много курила, и, когда известный художник-карикатурист Иосиф Игин пришел к ней, чтобы нарисовать ее, она так и вышла — погруженной в клубы дыма на темном фоне. Врачи удивлялись ее легким:
— Чем же вы дышите?
— Пушкиным, — отвечала она.
Вы здесь » Актеры кино, театра, эстрады » Русские и Советские актрисы » Раневская Фаина
