Все началось с разоблачения «культа личности Сталина» Хрущёвым на ХХ съезде КПСС в феврале 1956 года. Именно после этого в либеральной среде начались бурные дискуссии о жертвах сталинского террора, причем большая доля сочувствия выпадала на жертвы еврейского происхождения. В державной среде это вызвало невольный протест, поскольку, во-первых, именно высокопоставленные евреи сыграли одну из ведущих ролей в развязывании репрессий, во-вторых, русских людей тогда погибло гораздо больше, чем людей иных национальностей.

В это время Шолохов и написал свой рассказ «Судьба человека», который был попыткой обратить внимание широкой общественности, что не только евреи были главными жертвами нацизма. Этот рассказ по праву можно было назвать «Судьбой русского человека», поскольку его главным героем выступал русский человек Андрей Соколов, твердость характера которого вызывала неподдельное восхищение у читателей. Рассказ был напечатан в двух номерах главной партийной газеты страны (31 декабря 1956 – 1 января 1957). И практически сразу на Всесоюзном радио была осуществлена его постановка (текст читал актер Сергей Лукьянов). Тогда же на телевидении был снят трехсерийный фильм по «Судьбе человека» под названием «Страницы рассказа». Там текст читал уже Сергей Бондарчук. Именно в процессе этой работы у него и возникла идея перенести это произведение на большой экран, поскольку возможности ТВ были еще ограниченными: телевизоры в ту пору считались роскошью и были в пользовании у единиц. Другое дело большое кино – самое массовое из искусств.

Однако в родном Отечестве власти премировали картину по полной программе, что было весьма показательно: представители державного течения удерживали в верхах значительные позиции. Фильм взял главные призы на Московском (1959) и Минском (1960) кинофестивалях. Плюс был удостоен в 1960 году высочайшей награды – Ленинской премии. Причем лента Бондарчука сумела перебежать дорогу другому не менее выдающемуся фильму о войне – «Балладе о солдате» Григория Чухрая. Но спустя два года и это произведение также удостоится «ленинки», что будет справедливо – фильм прославит подвиг советских людей в годы войны не менее талантливо, чем это было сделано в фильме Бондарчука.

Парадоксально, но на Западе «Балладу...» ждала куда большая слава, чем «Судьбу...» Она будет премирована в Каннах, куда лента Бондарчука не попадет, а также ее назовут лучшим иностранным фильмом не только в Японии, Греции, но и в самих США. Невольно напрашивается вопрос, чем это было вызвано, ведь оба произведения посвящены одному и тому же – показу подвига советского солдата, воспеванию советского патриотизма? Разгадка, судя по всему, кроется в деталях. Рассказ М.Шолохова – это трагическая проза, где в емкой форме (произведение уместилось в двух газетных номерах) был изображен тот самый русский (славянский) характер, который оказался не по зубам гитлеровским воякам. Отметим, что и западным стратегам холодной войны он тоже оказался не по зубам: недаром директор ЦРУ Аллен Даллес в начале 50-х годов предупреждал, что победить военное поколение советских людей невозможно, придется уповать только на послевоенное (скажем прямо, американец в своем прогнозе не ошибется). Фильм Бондарчука оказался настолько талантливой экранизацией шолоховской прозы, что по-настоящему испугал западных идеологов холодной войны.

Однако экранизировать Бондарчуку пришлось другое произведение русской классики – «Войну и мир» Л.Толстого. И опять это было явлением далеко не случайным, а закономерным, прямо вытекавшим из внутреполитических событий того времени.

В 1959 году на советские экраны вышла американо-итальянская экранизация «Войны и мира», осуществленная режиссером Кингом Видором за три года до этого. Это было вполне добротное с художественной точки зрения двухсерийное кинополотно с целым букетом звезд в главных ролях: Генри Фондой, Одри Хепберн, Витторио Гасманом и др. Однако у этого фильма был один весьма существенный недостаток, о котором все тот же А. Высторобец выразился вполне определенно: «Хотя в картине была показана Россия, русские люди, не было в ней русского духа». Именно последний и предстояло отобразить советскому экранизатору данного выдающегося произведения мировой литературы.

Отметим, что кандидатура Бондарчука в качестве режиссера будущего фильма была не единственной. Серьезную конкуренцию ему должны были составить два мэтра – Иван Пырьев и Михаил Ромм. Причем если первый был близок по своим идеологическим воззрениям Бондарчуку, то Ромм, наоборот, был из противоположного лагеря – из либерального, долгие десятилетия считаясь одним из его лидеров в стане кинематографистов. Сними он «Войну и мир», и мы бы имели совсем иную версию этого произведения. Фильм был бы наполнен не русским духом, а тем самым, что во времена Горбачёва нарекут «общечеловеческими ценностями». Чтобы понять, какое это было бы кино, достаточно почитать речь Ромма, произнесенную им осенью 1962 года в ВТО перед либеральной общественностью. Причем начал свое выступление режиссер с критики продержавной увертюры П. Чайковского «1812 год» (напомним, что и действие толстовского романа происходит тогда же). Ромм заявил следующее: «Есть очень хорошие традиции, а есть и совсем нехорошие. Вот у нас традиция: два раза в год исполнять увертюру Чайковского «1812 год». Товарищи, насколько я понимаю, эта увертюра несет в себе ясно выраженную политическую идею – идею торжества православия и самодержавия над революцией. Ведь это дурная увертюра, написанная Чайковским по заказу. Это случай, которого, вероятно, в конце своей жизни Пётр Ильич сам стыдился. Я не специалист по истории музыки, но убежден, что увертюра написана по конъюнктурным соображениям, с явным намерением польстить церкви и монархии. Зачем Советской власти под колокольный звон унижать «Марсельезу» – великолепный гимн Французской революции? Зачем утверждать торжество царского черносотенного гимна? А ведь исполнение увертюры вошло в традицию...»

Ставка советских властей именно на четырехсерийное кинополотно было отнюдь не блажью чиновников, желающих переплюнуть две серии американо-итальянской версии. Главной целью было создать грандиозное кинополотно не только в смысле финансовых затрат (под это дело отпускались беспрецедентные средства – 8 миллионов рублей, чего до этого еще никогда не бывало), но и по глубине отображения русского мира. И это масштабное кино его создатели намеревались преподнести всему миру как вполне закономерную преемственность в развитии двух разных пластов отечественной культуры: русской литературы и советского кинематографа. Эта задумка полностью удалась: фильм Бондарчука завоевал весь мир и даже был удостоен премии «Оскар» как лучший иноязычный фильм 1968 года. Однако путь к этому был весьма тернист и нелегок.

В помощь Бондарчуку была отряжена команда консультантов из разных областей: историки, этнографы, литераторы. Особенно много стычек у него было с последними, поскольку некоторые из них пытались втиснуть режиссерское видение фильма в прокрустово ложе своих воззрений. Например, известный литературовед Виктор Шкловский настаивал на сокращении нескольких эпизодов и в том числе «салона Шерер», «Шенграбенского сражения» и «охоты», мотивируя это тем, что они лишние в фильме. Но Бондарчук категорически не хотел этого делать, ссылась на самого Толстого: дескать, эти эпизоды в его в романе – одни из важнейших. В описании салона Шерер писатель показывал чопорность высшего света, его духовную оторванность от народа, холодность в отношениях друг с другом, рассудочность и прагматизм. То же самое имел в виду и Бондарчук, только он под этим самым «салоном» подразумевал его советский аналог – чопорную либеральную интеллигенцию, которая духовно тоже была оторвана от народа.